Любовь стучится без спроса (Повесть)

***

- Вы только посмотрите, как она разоделась. Юбка, короче не бывает. Ни стыда, ни сраму!

- Подумаешь, наши похлещи её одеваются.

- Не говори.

- Как не говорить, будто сама не знаешь: не на всех штаны-то найдешь...

- Говорят, это мода.

- Хорошая мода – выставлять тело напоказ.

- Вай-гарай, ты тоже будто вчера родилась. Телепередачи не смотришь, что ли?

- Бывает, по вечерам включаю этот греховодный «ящик».

-Там и моды всякие показывают: давеча таких девок на сцену выводили, ты не поверишь, не то, что штаны, на них даже самых укромных частей одежды не было. Голые, как мать родила!

- Это ты про кино рассказываешь, а в кино чего не бывает.

- Так эта девчонка тоже русская?

- Она учительница, и ходить в школу в чадре не будет.

- Знаю, что не будет.

- И зачем мы грехи собираем, чужих людей обсуждаем, будто у самих дел не хватает? Лучше за своими девчатами держать ухо востро, да глаза на чужих не пялить…

Сельским сплетницам в этот день пища доставалась от Анны Николаевны, которая шла в школу. Любят они почесать языки по всякому поводу, а появление в селе русской учительницы повод весомый. Что бы ни произошло в селе, первую оценку дают они. И критикуют, не жалея сил: вообще, почему-то все любят чужих покритиковать, а на свои недостатки глаза закрывать.

Только ли сплетницы провожали глазами в это утро учительницу? Увы, сельские ребята на годекане тоже на неё глаза вылупили. И мысли у них были другие: «Какая красавица! Во всей округе вторую такую не найти! Ни одного изъяна во внешнем облике. Интересно, а характер какой у нее? Не стерва ли? Говорят, чем красивее девушка, тем она строга, тем она высокомерна и неприступна как крепость. У многих девушек характер, говорят, без труда можно определить по их походке. Вот и русская учительница ходит себе так плавно и расслабленно, как трепетная лань. И голову держит высоко подняв – явный признак необузданной гордости. Поставь полный стакан воды на её голову, она и каплю не расплеснет. И какой счастливчик сорвёт этот прекрасный цветок?..»

Ни слова, ни шёпот, ни взоры созерцателей – ничто не доходило до Анны Николаевны. Если бы даже догадывалась обо всех этих мыслях, она бы сделала вид, что ничего не видит и ничего не слышит. И ни на кого не сорвала бы свою обиду: «Сами такие! От таковых слышу! Видала я многих, как вы с языками без привязи…»

Анна считала себя похожей на мать: не только внешне, но и внутренне и, разумеется, всякий раз такая мысль радовала её. Мама никогда не знала обиду. Ни на своих, ни на чужих. Когда отец бросил её и ушёл к другой женщине, тоже не устроила истерику, как некоторые не стала разбивать посуду, биться головой об стенку, проклинать отца на чём свет стоит. Что было самое непонятное для Анны: мама не запретила ей ходить к отцу, встречаться с чужой женщиной, занявшей её законное место в семье. А как часто в жизни всё это бывает наоборот, как часто жена, брошенная и униженная мужем, мечтает о мести, ищет удобного момента отомстить ему.

Не видя заметного отчаяния в матери, однажды Анна сказала: «И ты будешь вот так спокойно жить дальше? Не хочешь ничего делать, чтобы вернуть отца? Ты потеряла всякий интерес к жизни? Какая же, мама, ты равнодушная?! Выходить, ты совсем не любила папу? Поэтому, быть может, он и ушёл от нас…»

На что мать спокойно отвечала: «Захотел и ушёл, ну и пусть. Доченька моя, силком возле себя никого удерживать невозможна. Пусть будет так, как должно быть…»

- Салам! Ну как самочувствие? Привыкаешь к горской жизни? — это Камал Пашаевич оборвал мысли девушки, догнав её по дороге в школу.

- И тебе салам. Всё нормально, Камал Пашаевич!

- От тебя трудно глаз оторвать.

- Спасибо за комплимент, — улыбнулась Анна.

- Какие планы после уроков, если это не секрет?

- Не знаю. Но только пока у меня ни от кого секретов тоже нет.

- Собираюсь со своим классом за околицу: надо детей почаще приобщать к природе. Если ты не против, можешь к нам присоединиться. Думаю, это пойдёт тебе на пользу. Да и мы поближе познакомимся.

- Хорошая идея, я подумаю, — сказала Анна Николаевна, а у самой тревожно было на душе: «Что от меня хочет этот Камал Пашаевич? И как понимать его слова «поближе познакомимся»? Вторая неделя минует, как мы познакомились. Вроде узнали порядком друг друга. Знакомство «поближе» не для меня. Ни с Камил Пашаевичем, ни с кем другим. И какие только мысли не крутятся в голове этого чванливого физрука? Неужели он подумал, что я одна из тех, кто, завидев красавца-мужчину, теряет голову? Или принимает меня за девку лёгкого нрава? Нет, не для меня эти шуры-муры, не для этого я приехала в горы. Подобное у меня в мыслях никогда не бывало. Я хочу поработать, постичь азы учителя и стать хорошим педагогом. Разгуляться я могла бы и в городе, будучи ещё студенткой. Я не такая, я вся в маму, как и она однолюбка. К тому же у меня есть Семён, и через пару годков он закончит службу и вернётся ко мне… Да, Камал Пашаевич знает себе цену, наверное, не одна девка уже успела побывать в его объятиях, хотя он женатый человек. Как он может?! И взгляд у него бессовестный, пожирающий, наглый. Как он посмотрит на меня, сердце в груди содрогается, дрожь в теле поднимается. Нет, он нехороший учитель. Педагог, да ещё семейный, таким не должен быть!..»

Поездка с Камалом Пашаевичем за околицу села не получилась: директор попросил Анну Николаевну заменить уроки учительницы русского языка во вторую смену. Непредвиденный случай обрадовал Анну: всё-таки она побаивалась наглого физрука и старалась держать себя подальше от него.

К вечеру она вернулась домой уставшая и голодная. И поленилась приготовить ужин, ограничилась чаем с печеньем и прилегла отдохнуть на диван. Глаза ее пошарили по комнате и остановились на печи, отапливаемой дровами и углём. «Да, ощутимая разница между селом и городом, — подумала она.- У нас в городе, конечно, удобств больше: природный газ, отопление, вода из крана, кухня… Да ещё еда, мамины блины со сметаной и с вишневым вареньем…»

Внезапно тоска нашла на неё. Навалилась грозной силой, не давая свободно дышать и думать. Перед глазами замелькали силуэты мамы, подруг, знакомых, а потом все они испарились в каком-то тумане. Предстала перед ней родная Шепелевка во всей ее красе. Сердце как будто ёкнуло, и по щекам потекли слёзы. Горячие, словно капли кипятка, обжигающие её юную душу…

Очнулась Анна от нахлынувших мыслей, когда постучали в дверь. Вечерняя мгла уже успела утопить комнату во мраке. Анна вскочила с дивана, включила свет и побежала к двери.

- Ну, как поживаешь, доченька? — в комнату вошла Тамара Андреевна, учительница математики. Уже достаточно поработавшая, успевшая сделаться своим сельским человеком. Теперь односельчане её нарекли «нашей Тамарой». Проседь на висках и множество мелких морщин на лице выдавали в ней женщину, отжившую свою молодость. Тамара нашла своё счастье с агрономом Батыром, по ее мысли, самым добропорядочным человеком в селе, нарожала троих детей и, как говориться, с корнями укрепилась в горах.

Тамара зашла в гости не с пустыми руками, из пакетика достала чуду и поставила на стол, сама присела на диван.

Анна, обрадовавшись приходу Тамары Андреевны, места себе не находила: то убирала с пола завалявшуюся газету, то книги на столе приводила в порядок, то собиралась заварить чай.

- Доченька, успокойся! Я зашла на минуточку, — Тамара Андреевна взяла Анну за руку, усадила рядом с собой. — Поешь мой чуду! Он из крапивы, но вкусный. Жаль, что мы, русские, такое чуду не делаем. Сколько ценных трав у нас, а не все потребляем…

Анна Николаевна отломила кусочек чуду, в сомнениях поглядела на него, затем только стала есть.

- Вижу, приуныла? Соскучилась по матери?

- Да, Тамара Андреевна, маму часто вспоминаю, — призналась Анна.

- Понимаю, доченька, как хорошо я тебя понимаю… Сама через это прошла, как не знать. Долго оставалась в объятиях тоски, но со временем тоска отошла, стало легче на душе. Ну и как работа учителя? Нравится?

- Нормально, вот только дети слабо занимаются.

- Не все же?

- Нет, не все.

- Они не только слабые по русскому, и математику не все постигают. Проказники объявились?

- Они, Тамара Андреевна, уже объявились. Правда, грех жаловаться, пошалив, своевременно успокаиваются.

- Это хорошо, доченька, что ты уже нашла общий язык с ними. А это не мало значит для педагога. И постарайся быть на связи с родителями учащихся, но не перегибай палку этих отношений. Горцы очень дорожат своими предками, доченька, уважительно относись к их адатам, обычаям. Они очень почитают свои обряды. Испокон веков, говорят, так было…

- Тамара Андреевна, я об этом не забываю. Спасибо, что напомнили.

- Всё обойдётся, всё протрётся: с кем живёшь — с тем наберёшь. Добрые дела не исчезают бесследно.

Чуду понравился Анне. Постепенно в мыслях образовался просвет. Приход Тамары Андреевны был совсем кстати: в ней она увидела что-то мамино, доброе, ласковое и нужное ей.

Поговорив ещё немного и настояв, как вести себя дальше, Тамара Андреевна ушла. Впереди — долгая, одинокая ночь. Анна просмотрела свежие газеты, затем занялась проверкой домашних робот учащихся. Выбрала тетради Кадира и Насрулы и положила их отдельно от стопки. «Что мне с ними делать? Опять не выполнили домашние задания. Вроде бы урок доходчиво объяснила. Они сами на вопрос «поняли?» одобрительно закивали головами. Почему эти двое не справились с заданием? И это не первый раз. Надо будет серьёзно взяться за них. Буду проводить дополнительную работу после уроков. А если они откажутся? Кадир и Насрулла уже не дети, неизвестно, что будут они вытворять. Лучше всего, наверное, надо поговорить с родителями. С их помощью мне легче будет подтянуть этих оболтусов…»

И тут же Анна опять засомневалась: «Родителей, конечно, могу привлечь, но это может и бумерангом обернуться. Будет ли нужный результат? Не все дети любят родительское наставничество… Думаю, надо мне поговорить с ними вне урока. Просто и доступно, без учительского надзора…»

Она посмотрела на будильник: только девять часов, впереди целая ночь, поэтому рано ещё укладываться спать. Вчера тоже замучилась от бессонницы, бока обтёрла, переворачиваясь в постели из стороны в сторону.

Она взяла со стола чистый тетрадный листок и решила написать матери письмо. Второе письмо за две недели своего учительствования. Что делать? Сердце не даёт покоя.

Утром Анну Николаевну разбудил шум, доносящийся со двора. «Кто же это в такую рань решил меня потревожить? Кажется, и не один человек. И что им нужно от меня?» — она покинула постель, накинула на плечи халат и вышла во двор.

Погода заметно переменилась: туман, изморось и небо сплошь в облаках. По всему было видно, что зима не за горами. Перед домом стоял грузовик, загруженный каменным углем. Двое молодых парней с лопатами в руках, открыв борта грузовика, собирались разгрузить уголь. Водитель грузовика и школьный завхоз стояли поодаль и разговаривали.

- Думаешь, этот уголь хватит на всю зиму? Не маловато ли? — говорил водитель, закуривая сигарету.

- Хватит, если не хватит, мы ещё доставим из школьного запаса.

- Да, это не проблема. Только вот одним углём не обойтись. А дрова?

- И дров достанем: до нашего леса, как ты знаешь, рукой подать.

- Тоже верно, но до зимы, глядя на погоду, можно сказать недалеко. Успеть бы.

- Успеем. Что-нибудь сообразим…

- Эта молодая учительница одна в доме?

- Одна.

- Нелегко будет… В городе выросла на всем готовом. Как бы не сбежала.

- Нет, она не сбежит. Я уже заметил, она умная, сообразительная девчонка, любит свою роботу.

- Может и толковая, а растапливать печь умеет ли?

- Отчего же, научится…

- Сами посудите, в городах уже давно люди избавились от этих печей.

- Анна Николаевна не такая. Она не белоручка.

- Что ни говори – она у нас долго не задержится.

- Перестань каркать!

- Я говорю правду. Тут жила медичка, тоже по направлению, чтобы практику отработать. Полгода не удержалась: поминай, как звали!

- Ты об Акулине говоришь?

- Верно.

- Так этот случай другой.

- Ничего не другой! Походила, походила, по нашим мощеным улочкам каблучками постучала и, как перелётная птичка, улетела к себе. Чужие, особенно городские, у нас долго не задерживаются.

- Только ли городские? Наши тоже не исключение: оставляют на произвол судьбы престарелых родителей и в города перебираются. Это жизнь, мой юный друг, а в жизни всякое бывает. Что же касается Анна Николаевна, она так скоро не сбежит. Я это знаю!

Старый завхоз, не желая дальше продолжить беседу, подошел к грузовику.

Анна почувствовала, как прохлада пробирается по всему телу, и вошла в комнату, чтобы одеться. Она невольно подслушала не весь разговор завхоза и шофера, но осталась довольной: одно было ей очевидно, чужие люди приняли её как родную.

«Вот, подвезли уголь, говорят скоро и дрова привезут, — думала она. — Хороших людей везде можно встретить, а я в тревоге, в неведении. Как часто мы ошибается в людях? А этот шофер грузовика ни капельки мне не доверяет, говорит, что сбегу. Как бы не так! Хватит у меня терпения и воли. Я не Акулина! Я Анна, я учительница!»

Когда Анна Николаевна, одевшись, вновь вышла во двор, грузовик заурчал. Она не успела их поблагодарить, зато старый завхоз, завидев её на крыльце, помахал рукой из кабины, пока грузовик далеко не отъехал.

В это время что-то загромыхало в соседней комнате. Там обитала семья ветврача Амира. И тут же со звоном покатилось ведро. Донёся детский плач.

- Чёрт бы вас побрал! Сколько можно?

- Эй, долго мне ещё тебя ждать?! – послышался крик Амира.

- Жан, Амир, успокоился. Нечего не случилось… Я сейчас, а то соседи… — умоляла жена шёпотом.

- Ты не женщина, а змея подколодная! Решила меня голодом уморить?!

- Успокоился, ради Аллаха.

- Видеть тебя не могу! Убирайся с глаз моих!

- Куда убираться? Что ты говоришь, Амир? Я знаю, ты обиделся на меня… Я сейчас приготовлю тебе завтрак.

- Наконец-то, вспомнила о завтраке?!

- А что мне делать, жан Амир? Наш соколик с утра плачет, не перестаёт…

- Ты сама во всём виноватая! Дура! Видеть тебя не хочу! Пошла отсюда! – и послышалась громкая оплеуха. Затем опять загремело ведро, и дверь так громко захлопнулась, что крыльцо Анни затрещало, будто произошло землетрясение. Наконец, тяжёлые шаги Амира затихали.

От этой ссоры Анне стало не по себе, словно всё это происходило в её комнате. Уже не раз она становилась невольным свидетелем семейной ссоры соседей, и каждый раз сердце её стенало от жалости к жене Амира. Что она могла сделать? Ветврач Амир был не местный, а приезжий, из соседнего села. Тоже, как и Анну, направили на работу. Никогда она раньше не встречала человека с таким жестоким и грубым характером, готовый, будто солома от искры, загореться в любую минуту из-за любого пустяка. Тиранил жену с ребёнком на руках. И как только держит земля вот таких извергов?!

Первый раз, когда Анна забежала к ним на крики, этот Амир грубо оскорбил её, говоря, что это не её дело, и пусть убирается по добро по здорово к себе в комнату, а то он не посмотрит, что она чужая. Анна хотела только объяснить Амиру, что нельзя бить жену, что это не по-мужески и не по-горски. Да куда там: он её грубо оттолкнул, обозвал «сучкой». Да ещё вдогонку крикнул ей: «Нечего было тебе шляться по горским селам! Сидела бы возле юбки мамы. Училка несчастная! Ты не училка, а гулящая девка! Так и знай!»

Анна Николаевна в тот же день хотела пойти в сельсовет и всё рассказать, но передумала: «Не рано ли жаловаться? Да и, вообще, моё ли это дело вторгаться в чужую семейную жизнь? У меня своя жизнь и своя робота…»

Для Анны Николаевны это был случай, который поразил её до глубины души. «Не думала, что и сегодня в горах сохранились эти дикие выходки, о которых я начиталась из книг…» — рассудила она.

Правда, Анна вспомнила тут же добрых и заботливых людей, вроде завхоза школы, директора, которые отродясь не пользовались сквернословием: «Как говорится, семья не без урода. У нас в городе разве мало этих пьяниц и драчунов, которые губят семьи, губят свою личную жизнь… Жаль Ашуру, жену Амира, такая сердобольная и спокойная. Ведь вся жизнь её загублена мужем-тираном. Как она может терпеть?»

Вот и теперь плачет Ашура, перекрывая голос ребёнка. Не зная, что делать и как быть, Анна беспокойно походила по двору. Она хотела пойти к Ашуре и успокоить её. Ведь она тоже чужая, как Анна, нет рядом ни матери, ни сестёр, ни другого родного человека, который бы ей посочувствовал, подсказал, поддержал. Бедная Ашура!

Анну Николаевну удерживали былые воспоминания: к тому же она сама себе дала слово, что ни за что больше не переступит порога их комнаты. Другой голос всё же уговаривал её: «Не будь занудой! И нечего тебе заартачиться, мол, слово себе дала. Горе у соседки Ашуры, а ты будешь спокойно глядеть. Семейные ссоры – это самое большое горе для женщины. Иди и поговори, помоги ей душу отвести!»

И она решительно направилась ко двору соседей.

Анна Николаевна нашла Ашуру в коридоре, Она сидела на подушке и тихо плакала. На голове платка не было, нерасчесанные черные волосы покрывали плечи. Левая щека заметно покраснела.

Увидев соседку, Ашура перестала плакать, укрыла голову платком и постаралась сделать вид, будто бы ничего не произошло.

- Опять обидел муж? Сколько можно, сестрица? – спросила Анна.

- Да ничего, просто немного поссорились, — поспешил ответить Ашура. — Характер Амира больно горячий, может обидеть, но он отходчивый, зла долго не держит… Ну ладно, это чего мы в коридоре простаиваем? Зайдём в комнату, — она поднялась и предложила молодой соседке войти в комнату.

- Спасибо, сестра, я только на минуту проведать пришла, — отказалась Анна Николаевна.

- Ну а ты как? Уже обустроилась на новом месте? Как работа? Ты не стесняйся, захаживай к нам в гости. Небось, одной скучновато по вечерам… Понимаешь, Анна, мы оба в селе чужие, и некому о нас позаботиться. Ты захаживай, не обращай внимания на моего мужа. Хотя буянит, любит он меня и детей. Такой он по натуре человек.

- Сегодня он рановато пошёл на работу?

- Много работает мой Амир: сама посуди, вся живность села под его присмотром, хоть бы ему помощника дали. Сегодня, кажется, он поехал к чабанам в горы. Вакцинация какая-то… Вот я и думаю, когда на человека наваливается работа, когда у него хлопот по горло, как может не перемениться? Нелегко ему, очень нелегко. Вчера он с председателем колхоза поругался, совсем обиженный возвратился, говорил, что до сих пор лекарства для скота не достали. Какая работа может быть у ветврача без лекарства?

- Ашура, как долго вы здесь живёте?

- Уже пятый год пошёл. Раньше у себя в селе работал Амир. Всё было хорошо, пока, будь они трижды прокляты, эти злосчастные сокращения кадров не начались. Лишился Амир работы, ну а как быть семье без его зарплаты? Амиру предложили работу тут, что делать, так и перебрались сюда…

Анна Николаевна внимательно слушала соседку и удивлялась: Ашура не винила ни в чём мужа. И как она могла обо всем этом спокойно говорить? Пусть у Амира скопилось проблем на работе, пусть характер его будет горячий, но как он может бить мать своих детей? Будь на месте Ашуры другая женщина, недолго стерпела бы обиды мужа и, невзирая ни на что, ушла бы. Бросила бы, не задумываясь, и детей. А она терпит и слова поперек мужу не говорит. Какое терпение, однако, надо иметь, чтобы продолжить жить с таким грубияном под одной крышей?

- Прости меня, Ашура, за откровенность, твой муж Амир нехороший человек.

- Не говори так! Муж — глава семьи! Пререкаться с ним у нас нельзя. Ты молодая, и ты пока не знаешь наши обычаи. Амир обиду долго не держит: он простит меня…

- Да как ты можешь так говорить?! Амир простит, Амир простит… Не ты ли должна его прощать?

- Нет, нет, я сама виноватая, не успела вовремя завтрак приготовить.

- Да разве же это причина, чтоб он на тебя руку поднимал?

- Ты не так поняла, сестрица.

- А как ещё понимать? – Анна с удивлением развела руки. – Как прикажешь тебя понимать? Ашура, ты не рабыня, теперь не средневековье, времена другие. И права как для мужчин, так и для женщин, одни и те же. А ты как подневольная!

Хозяйка дома слегка улыбнулась, подошла к Анне Николаевне, взяла ее за руку и усадила на табуретку.

Учительница не могла успокоиться.

- Может, это лишнее, а все-таки позволь спросить: вы поженились не по любви?

- Как это не по любви?

- Глядя на вас, ничего другое на ум не приходит.

Ашура опять мягко улыбнулась.

- Ты не поверишь, сестрица, мы жить друг без друга не могли. Помню, когда совсем молодая была, не увидев Амира, по ночам глаз сомкнуть не могла. Любила его без ума, думала, если Амир не возьмет меня замуж, всю жизнь останусь старой девой.

- А он?

- Он тоже любил меня всем сердцем, ни одного дня не пропускал, не поговорив со мной ласково.

- Не могу поверить!

- Можешь не верить, но говорю правду. Сколько раз устраивал драки с сельскими ребятами ради меня? Никому не дал отбить меня. Однажды соседский парень так зацепился за меня, думала, уже не отцепится. Он решил прогнать Амира, со своими закадычными друзьями он вызвал Амира на дуэль. Там они его побили как собаку, руку вывихнули, а он не сдался. Валяясь по земле, мне говорили, он повторял: «Я люблю Ашуру! Я люблю Ашуру!..»

- Любил, наверное, раньше?

- И теперь любит! Иной раз возвратится домой слегка подвыпивший и давай говорить: «Моя милая Ашурка, если бы знала, как я тебя люблю. Ты у меня ангел, чудо неземное, радость моя единственная. Прости за всё!..»

- Да, странная у вас любовь…

- Это верно. У каждого своя любовь, и к каждому она приходит по-своему…

Дверь комнаты отворилась, и в коридор один за другим высыпались трое полуголых карапузиков. Все мальчики, все сонные и, как капельки росы, похожие на Амира.

- Мама, хочу чая!

- А мне яичко свари!

- А к нам красивая тётя опять пришла!

Все они разом обступили маму и обхватили за ноги.

При виде детей у Анна Николаевны полегчало в груди, она облегчено вздохнула, минуту задумавшись, подошла к самому малому и молча погладила его по головке.

***

Только прозвенел звонок, ребята один за другим начали выходить из класса.

- Кадира и Насруллу попрошу задержаться, — сказала Анна Николаевна, листая страницы классного журнала.

Они посмотрели друг на друга. «Что ты натворил?» «Скорее это ты выкинул какой-нибудь номер», — можно было прочесть в их взглядах. Кадир и Насрулла сели за первую парту напротив учительницы.

- Оба разбогатели «двойками» по русскому языку, — начала Анна Николаевна. — Так продолжаться больше не может, вы тянете класс обратно. Восьмой класс, который должен был быть на первом месте, занимает лишь жалкое четвертое место в учебно-воспитательном процессе школы. Вам не стыдно?

Ни Кадир ни Насрулла словом не обмолвились.

- Придется с вами поработать дополнительно.

- Анна Николаевна, я согласен, что делать? — сразу оживился Насрулла.

- Будете писать, читать, словом, будете подтягиваться в знаниях. Давайте, договоримся! Я буду ждать вас в своём кабинете каждый день после уроков. Согласны?

- Будем очень ради и признательны вам, Анна Николаевна, — на сей раз опередил ответом Кадир своего сверстника.

- А я не совсем понял, — вдруг сказал Насрулла. — Выходит, когда другие домой пойдут, мы остаемся заниматься? С голодными животами?

- Потерпишь, — ехидно улыбнулся Кадир.

- Я могу и у себя дома дополнительно готовиться к русскому языку.

- Насрулла, ты говоришь ерунду: у тебя «двоек» побольше чем у Кадира. Мало того, пока ещё ни по одному диктанту даже «тройку» не смог заработать. Куда это годится?

- Анна Николаевна, у меня времени не будет оставаться после уроков.

- Шляться по улицам находишь время?

- Я не всегда шляюсь, дома работ полно по хозяйству.

- У тебя нет братьев и сестёр? Родители сами не справляются с хозяйством?

- Анна Николаевна, — вмешался Кадир, — он вам врёт: все работы по дому делают старший брат Муслим и сестра Саният. Да он вам нагло врёт!

Насрулла покраснел и встал из-за парты: будь его воля, он в этот час этого зловредного Кадира в порошок стёр бы.

- Это неправда! Кадир хочет мне навредить! Анна Николаевна, он всегда так делает!

- Что тут плохого? Учительница старается нас подтянуть, жертвует свое свободное время, а ты как девчонка хнычешь. Ты как хочешь, а я согласен.

- Я и так знал, что ты согласишься…

Кадир встрепенулся.

- Что ты хочешь сказать?

- То, о чём ты сам прекрасно знаешь.

- Ты у меня попляшешь, Тугодум!

- Ага испугался! Я тебя не боюсь…

- Хватит вам цапаться! – прикрикнула на них учительница. — Делать мне нечего, буду выслушивать ваши упреки друг другу? У меня тоже дома забот хватает. Так что достаньте по листку бумаги и ручки. Будем писать диктант.

Кадир молча сел и приготовился писать. Насрулла тоже последовал его примеру, хотя и неохотно…

На следующий день на дополнительных занятиях по русскому языку был только Кадир. Насрулла, не сказав ни слова, сбежал.

Учительница, будто ничего особенного не произошло, села за свой стол, поручила задание Кадиру, и сама занялась проверкой тетрадей.

Работа Анны Николаевны в этот день не ладилась: всякий раз, когда глаза поднимала от ученических тетрадей, она встречала пристальный взгляд Кадира, ученика своего, да ещё не лучшего. И взгляд этот был вовсе не ученический, а какой-то взрослый, готовый будто стрелой пронзить её. Она невольно подумала: «Что он делает, этот лентяй Кадир? Хочет меня напугать? Или что-то другое задумал? От такого наглеца можно всего ожидать. И почему он не пишет? Ведь я задала ему работу? Мало того, что на уроках бьет баклуши, и теперь не хочет серьёзно поработать. Мне очень надо было с этим наглецом возиться? Я как глухая и слепая. Отсутствие педагогической практики сказывается на моей работе…»

- Почему не работаешь?! — выходя из себя, она накричала на Кадира.

Мальчик от неожиданного выпада учительницы смутился, был даже похож на вора, которого схватили за руку во время своего грязного дела.

- Анна Николаевна, я работаю, правда, понять ничего не могу.

- Что тут непонятного?

- Всё перемешалось: все слова такие выбраны, что из них просто невозможно связать предложение. Может, ошиблись составители учебника?

- Нет, не ошиблись! Ты вокруг не озирайся, а работай.

- Сами посудите, Анна Николаевна: «Иван Кузьмич ушёл на поле. Служанка оставалась дома присматривать за детьми». Какая может быть связь между этими двумя предложениями? В принципе – никакая! Он ушёл на поле по своим делам, она оставалась дома. Тоже, наверное, по необходимости. Никакого смысла, ей богу!

- Зри в корень, Кадир! Сначала надо хорошенько усвоить условие, затем приступить к работе. А ты сразу заладил: «Нет смысла, непонятно, как это так и прочее…»

Пару минут Кадир стал заново читать условие задания, а потом снова заговорил:

- Анна Нилолаевна, я всё понял: оказывается, эти два предложения надо было связать. Вот что у меня получилось: «Иван Кузьмич ушёл на поле, а служанка оставалась дома присматривать за детьми» Верно?

- Верно. Видишь, тут ничего трудного нет, надо думать.

- Думать я умею.

- Рада, что начал вникать в грамматику.

- Анна Николаевна, а задание на завтра точно такое же будет?

- Зачем спрашиваешь?

- Видите ли, однообразная работа может наскучит. Наш односельчанин, сапожник Самад, никогда не шьёт сапоги одного и того же размера, всякий раз чередует взрослую обувь на детскую. И работать интересно, и односельчанам польза.

- Перестань умничать! Я тебя сапоги шить не усадила!

- Анна Николаевна, да какая разница?

- Разница большая: сапоги сапогами, грамматика грамматикой. Или ты ещё не слыхал: «Повторение – мать учения». Поэтому тебе надо повторять ежедневно пройденный материал, чтобы закрепить знания.

- Подумаешь, я не такой уж и забывчивый. Дедушка рассказал сказку «Гуглахай», когда мне ещё не было и пяти лет. Анна Николаевна, я эту сказку и теперь могу вам пересказать. И ни одного слова не пропущу!

- Да, ты такой толковый, Кадир, а уроки почему-то забываешь. Они что, в мозгу твоём испаряются?

Последние слова учительницы всё-таки больно укололи его самолюбие: «Анна Николаевна, насмехается надо мной, не замечает мои старания. Во мне видит неисправимого шалуна и неуча. Всякий раз старается мне досадить. Что было вчера на уроке? Она взяла мою тетрадь с парты, выставила на всеобщее обозрение со словами: «Смотрите, ребята, как делает домашние задания наш Кадир. Одни каракули! И не жаль тебе бумагу марать? Весь класс смеялся надо мной. Даже Тугодум-Насрулла не удержался и сказал: «Ну, что теперь скажешь? Позор тебе! Без отличника Запира ты ничто!» Не понимаю, за что меня ненавидит Анна Николаевна. Я же стараюсь измениться в лучшую сторону: на уроке — тише воды ниже травы; и одноклассникам не даю вытворять пакости, слежу за порядком, выполняю общественные поручения. Что ещё надо? Да, нет слов, пока мне трудно даются уроки русского языка. Поэтому и занимаюсь дополнительно. Нечего ей насмехаться. Я не тупица, я не дурак!..»

Кадир закончил работу, а Анна Николаевна продолжала ещё копаться в тетрадях. Она была взбудоражена, лицо строгое, слышался шёпот, похожий на ругательство. Интересно всё же, кого ругала и за что? Она этого ему не скажет. Даже обиженная и расстроенная Анна Николаевна была красива. Её тонкие губы, словно лепестки цветка, то раскрывались, то смыкались, выражая свое возмущение. Полумесяцы тонких бровей вздрагивали, казалось, они хотели соприкоснуться с веками, тоже тонкими и загнутыми полукругом. Порой под влиянием ощущений, она делала невольные движение головой. Такие милые и загадочные. В это время, словно лёгким дуновением ветерка, взвивались вверх два локона, ниспадавшие по вискам, и они открывали маленькие серёжки, напоминающие бусинки.

Кадир, однако, был доволен, что учительница не замечает его изучающего взгляда. Он готов был хоть до ночи вот так просидеть напротив своей учительницы и созерцать её облик. Он боялся выдать себя, ведь давно закончил работу, потому что Анне Николаевне вовсе не понравится его изучающий, как она говорит, «наглый» взгляд. Он сидел затаив дыхание, ещё ни один ученик так долго не усиделся бы. И Кадиру и другим одноклассникам много было неизведанного в характере молодой учительницы. Никто не мог предсказать еще, что она вытворит в следующую минуту? Да и теперь, увидит она бездействие Кадира, задаст новое задание, хуже прежнего, или прогонит из класса со словами: «Ты чего рот разеваешь? Бездельник! Долой с глаз моих!»

Учительница поднялась, собрала тетради в одну кипу, потом обратилась:

- Закончил работу?

- Да, — коротко ответил Кадир.

Анна Николаевна подошла к нему и стала проверять задание.

- Ну вот, вижу, делаешь успехи.

- Буду стараться, Анна Николаевна.

- Хорошо, другой раз задание будет посложнее, — с этими словами она положила свою руку на плечо Кадира. Ему показалось, как будто плечо обожгло: приятное тепло от прикосновения учительницы поползло по телу. Но недолго, потому что для Анны Николаевны он был такой же ученик, как и все остальные в классе. Ничем особенно его от других она не выделяла, хуже того, Кадиру казалось, что учительница жалеет его, как ученика неспособного, отстающего от других. Вот эта самая жалость была для него хуже всего.

- И почему этот Насрулла не ходит? Положение его незавидное.

- Не могу знать, Анна Николаевна.

- Совсем не хочется жаловаться его родителям.

- Анна Николаевна, не стоит вам беспокоить его родителей. Толку не будет...

- Это почему же?

- Отца его дома нет, а маму он совсем не слушается.

- Отец надолго уехал?

- Кто знает, долго или недолго: как обычно на заработки, в Россию...

- Выходит, он маму не станет слушать?

- Не станет.

- Надо что-то делать, — задумчиво произнесла Анна Николаевна, подходя к своему столу и собирая тетради в одну стопку.

Кадир тоже вскочил, уложив в сумку небольшие ученические пожитки, поспешил за учительницей.

- Анна Николаевна, хотите этого Тугодума я буду приводить к вам на дополнительные занятия?

- Что?! — с удивлением учительница обернулась к Кадиру. — Как понимать твои слова?

- Очень просто, вот этим, — и Кадир показал учительнице кулак.

Анна Николаевна ушам своим не могла поверить: «Как же так? Насилие! Кадир даёт мне знать, что он будет бить своего товарища, если тот откажется оставаться на занятиях. Выходит, если Насрулла слаб, Кадир будет издеваться над ним, заставлять делать всё в угоду себе. Вот какая у них, у этих хулиганов, установка?! Вот и педагогика!»

Она взяла под руку Кадира и тихо заговорила:

- Дорогой мой Кадир, насильно никого ни к чему обязывать не нужно. Запомни: против силы всегда найдётся сила. Ты же умный, сообразительный мальчик. Добрым словом можно добиться куда больше, чем насилием. А сколько об этом в книгах сказано?

- Простите, Анна Николаевна, Насрулла не тот, кого лаской или добрым словом можно брать. С ним надо построже! Я это знаю!

- Что ты знаешь? Сам от него недалеко шагнул еще...

- Он не поймёт.

- Поймёт, если не сегодня, так завтра, через неделю, через год... но поймёт.

- Напрасны ваши надежды, Анна Николаевна. Тугодум неисправим!

- Перестань обзывать товарища! Это неприлично!

- Подумаешь, у нас в классе все имеют прозвища: и девочки и мальчики.

- Нельзя делать чужим то, что себе не по душе. И то, что ему угрожаешь, тоже не мужское дело. Уж где-где, а у вас в горах этикет обычаев должны соблюдать. Или я ошибаюсь?

- Нет, вы правы, Анна Николаевна...

Дома Кадир первым делом уложил в портфель книги, тетради и дневник. Затем достал из книжного шкафа толстый словарь русского языка и положил на свой письменный стол. Подумав немного, сообразил, что словарь один не очень смотрится на столе, достал с полки парочку сборников рассказов знаменитых авторов.

«Старшеклассник каждый день должен усваивать хотя бы сорок новых слов, должен читать художественную литературу, выписывать в тетрадь крылатые выражения, мудрые изречения, советы…» — вспомнил Кадир наставление учительницы. И он решительно для себя сказал: «Я буду учиться! Не буду больше отставать по русскому языку! Я не дебил и не тугодум! И это я покажу всем, кто мне не верит, кто сомневается в моих способностях. Анне Николаевне – в первую очередь! Она не должна считать меня слабаком. Я докажу ей, кто я есть на самом деле... Ведь неслучайно учительница выбрала меня для дополнительных занятий? Выбрала как самого слабого и неспособного ученика по русскому языку. О Насрулле у меня слов нет: он и по другим дисциплинам, как говорят учителя, «сильно хромает». И зря отец обзывал меня неотёсанным камнем. Нет, хватит! Хватит дурака валять и посмешищем быть! Я это докажу!»

Впопыхавшись, ворвался в комнату Алмас:

- Кадир, тебя срочно вызывают в школу!

- Кто вызывает?

- Директор Али Магомедович послал меня за тобой.

- Зачем?

- Как я могу знать?

- А ты не спросил?

- Нет. Да и как могу спросить, чтоб меня потом поругали? Со взрослыми нам, детям, много говорить нельзя. Так советует и наш дед.

- Ладно, не умничай. А теперь беги обратно в школу, а то уроки пропускаешь ни за что!

- Какое там ни за что? Говорю же, директор послал.

- Я понял, беги обратно!

В кабинет директора школы были вызваны десять старшеклассников. Девчат не было. Вблизи директора на диване сидели физрук Камал Пашаевич и завхоз школы.

«Это не зря нас собрали, — рассудил Кадир. — Наверное, в школе какое-нибудь ЧП. В кабинет директора обычно вызывают только учеников-нарушителей, чтобы заклеймить, приструнить, поругать, разумеется, и наказать их по всей строгости школьного устава. Ещё не было случая, чтобы вызывали на похвалу. Уж это я точно знаю! Знаю также, что бы ни произошло в школе, обязательно учителя доберутся и до меня. Виноват или не виноват – без разницы! Главное — затащить меня в подозреваемые…»

И вот поднялся Али Магомедович, снял очки и заговорил:

- Ребята, я не собираюсь много говорить, а вызвал всех вас, надеясь на вашу помощь… Да, нужна помощь. Если не ошибаюсь, у каждого из вас в хозяйстве содержится ишак. Так или не так?

- У нас нет ишака, — сказал мальчик, сидящий рядом с завхозом.

Директор молча посмотрел на физрука. Камал Пашаевич тотчас отреагировал на взгляд директора.

- Насколько мне известно, у вас в хозяйстве был ишак?

- Был, но две недели тому назад волки сожрали.

- Ну, понято, — сказал директор, — одним ишаком больше или одним меньше вопрос не решается… А дело вот в чём, ребята? Мы решили помочь нашей молодой учительнице русского языка Анне Николаевне с заготовкой топлива на зиму. На сегодня школа не располагает такими возможностями: и топлива нам больше не дадут, а тот запас, который у нас имеется, тоже необходим школе на весь сезон отопления. Каменный уголь уже завезли во двор Анны Николаевны. Теперь надо ей запастись и дровами, поэтому мы просим вас помочь и отправиться в предстоящий выходной в лес по дрова. Сами посудите, ребята, Анна Николаевна приехала к нам из далёкой Шепелевка. Она оставила родной край, близких людей ради того, чтобы вас обучить русской грамоте. Разве мы имеем права не создавать нормальных условий для проживания такой учительницы? Нашей учительницы? И я бы хотел услышать ваш ответ: как вы думаете, сможем мы оказать такую помощь?

- Да, — коротко хором ответили старшеклассники.

- Ребята, вместе с вами в лес пойдут завхоз школы и Камал Пашаевич. Спасибо!

***