Чарав (Отрывок из рассказа)

Арбен Кардаш (Кардашов Арбен Мехединович) — выдающийся лезгинский, русский поэт, прозаик, драматург, переводчик. Заслуженный деятель искусств РД, народный поэт Дагестана, член Союза писателей СССР и Союза журналистов России. Родился 11 февраля 1961 г. в сел. Микрах Ахтынского (ныне Докузпаринского) района.

...В один из дней я катался с Чаравом по склону у Зелёного тока. Чарав давно привык кататься со мной на самокате. Положив передние лапы на руль, задними, поставленными одну за другой, лапами упираясь в доску, он уверенно держался на самокате, на поворотах его лапы на руле я придерживал пальцами...

Кто мог знать, что в этот день находящийся на киме Назир-муаллим наблюдал на мной и Чаравом. Что среди всех ребят, игравших на Зелёном току, он видит только меня! С другой стороны, чьё внимание не привлечёт собака на самокате? Такое встречается редко! Но удивительное заключалось в другом: Назир-муаллим принял Чарава не за собаку.

На следующий день в школе, на уроке геометрии, Назир-муаллим вызвал меня к доске. Получив «4» на прошлом уроке, я не ожидал, что меня вызовут опять. Это было не похоже на Назир-муаллима. Учился я неплохо, числился среди лучших учеников. Однако с возрастом уроки для меня разделились на любимые и нелюбимые. Любимые уроки я учил, а к остальным готовился нехотя, чувствуя и вычисляя, когда меня вызовут отвечать. Геометрия относилась к нелюбимым... Назир-муаллим, разглядывая меня поверх очков, требовал доказательства какой-то теоремы. Я в ответ что-то мямлил.

– Дво-о-ойка! – протяжно сообщил он, наслаждаясь своим произношением. – Это тебе не с козлёнком на самокате кататься, это геометрия! Ге-о-метрия!.. Дай сюда дневник!

Класс покатился от хохота.

Общее веселье было долгим и бурным. Не ожидавший этого, учитель пребывал в недоумении. Кроме того, он понял, что дети смеются не надо мной, а над ним, но не мог понять причины.

– Это не козлёнок, а собака, – сказал сидящий в последнем ряду Абас.

Назир-муаллим поверх очков смотрел то на меня, то на Абаса. Его взгляд как будто говорил: «Не так я глуп, чтобы не отличить собак от козлят, как вы думаете».

– Бесхвостая собака! – добавил Абас, чтобы вовремя отвлечь от себя внимание учителя.

– Тем более! – заявил учитель, наконец поняв, в чём дело, и уставившись на меня. – Имея в виду, что это была собака, снижаю оценку на один балл. Дай дневник.

Теперь класс смеялся надо мной. И никому из учеников не пришло в голову спросить учителя, чем это собака хуже козлёнка. А учителю своя победа была до того приятна, что с нажимом выводя в дневнике «1» и подписываясь долгим округлым почерком, он порвал аж две страницы. Если даже вырвать и выбросить два листа, то и на следующих двух страницах остались бы следы, свидетельствующие об оценке и подписи.

Эта «1» вонзилась в моё сердце кинжалом: впервые в жизни я получил плохую оценку.

Домой я вернулся донельзя опечаленным. Сердце кипело от гнева, который неизвестно на кого должен был излиться. Злился я то на учителя, то на самого себя. Мне казалось, что я совершил какую-то непоправимую ошибку. Для меня мир стал тесен. В это время ко мне на террасу поднялся Чарав. Он заигрывал со мной, тёрся о мои ноги, покачивал обрубком хвоста. Он чувствовал моё горе, разделял его, успокаивал меня. Но я растоптал его преданность, нашу дружбу! Всю свою злость я излил на Чарава. От пинка в бок, который я дал ему изо всех сил, он слетел с террасы и упал на середину двора. Взвизгнув, потом завыл, побежал и спрятался в своей конуре. Тут же осознав свой грех, я испугался и поспешил к Чараву.

Скажу, но вряд ли кто поверит! Чему я был свидетелем, не желаю никому другому!

Ещё повизгивающий Чарав, увидев меня, положил маленькую голову меж двух лап и заплакал, надрываясь сердцем! Детским голосом! Голосом человека, обиженного своим самым близким! Мало назвать это плачем. Это были рыдания!

Я готов был провалиться сквозь землю. Стыд жёг меня, совесть испепеляла!

– Прости, Чарав-джан! Мой милый! Друг мой! – Я не находил слов, слёзы душили меня.

Впервые я обратился к Господу:

– О Аллах, Отец всем, прости моё прегрешение!

Аллах разве услышит меня?! Мой грех разве можно было простить?!