Деньги для матери

«Здравствуй, моя милая мама!

Как ты поживаешь? Справляешься ли с хозяйством? Как наши близкие? Соседи? Сельчане? Думаю, забот хватает? Наверное, дрова тоже на исходе, да и зима не за горами. Мама, ты сходи к нашему соседу Самаду. Его сын многим привозил дров из лесу и тебе привезет. Не тревожься, я отправил денег, тридцать рублей. Да, это не много, но хватит тебе на первые нужды. Понимаю, ты недоумеваешь: откуда, мол, у меня такие деньги? Нам каждый месяц выдают понемногу, и я скопил. А на что мне их тратить, когда задаром и кормят, и одевают? Я и курить не научился. Правда, мама, сначала хотел купить себе часы, да потом передумал. Это ли нам не хватает? Успею и на часы сэкономить.

Ты одна у меня на всем белом свете. Хочу по приезде увидеть тебя живой и здоровой. И на колхозных работах не изводи себя. Знаю я тебя, в прошлую осень в страду ночами уходила на поле, а потом надолго слегла.

Милая моя, не терзай себя по мне. Идет служба как положено. Друзья у меня хорошие, наш командир русский, Вадимом его зовут. Человек добрый и порядочный. Для меня единственное, к чему трудно привыкать, это здешний климат. У вас еще жаркие дни осени, а у нас – настоящая зима. На днях выпал большой снег, и мы ходили расчищать дороги от сугробов. Но ты это не бери к сердцу. Нас тепло одели: и бушлаты, и шапки-ушанки, и валенки. Завтра учебка в лесу, будут проверять бойцовскую выучку. Не подкачаю.

А теперь, думаю, писать больше не о чем, и заканчиваю свое письмо. Дорогая моя, не тоскуй по мне, как по отцу во время войны.

Оставайся жива и здорова! Твой любящий сын Дабиш».

Закончил читать письмо десятилетний мальчуган, младший сын Самада. Сидя во дворе напротив, бабка Ашура как всегда внимательно слушала и плакала, приговаривая:

– Мой Дабиш... мой сын... мое сердечко...

Мальчик не спешил уходить, глядел на соседку и удивлялся: почему она плачет всякий раз, когда он читает письма? Ведь тут ничего такого не было, чтобы так расстроиться. Дабиш здоров, служба идет нормально, да еще он ей денег выслал.

– Когда мы получаем письма от брага, моя мама не плачет, – вдруг сказал он, задумавшись.

– Ваш Мурад не служит в армии, соколик ты мой.

– Я знаю, он учится в городе. А все мамы плачут, у которых сыновья в армии?

– Не знаю, наверное, все.

– Моя бы не плакала...

– Ну, не говори так, да и откуда тебе знать?

– Она не любит, когда кто-то плачет. И меня дважды побила: один раз, когда с Ахмедом подрался, другой раз, когда собака укусила...

Ашура ничего не ответила, поднялась и протянула мальчику несколько конфет, которых до сей поры приберегла для него.

Мальчик ушел, и она вслед вышла.

Ашура была вдовой фронтовика. Хоть и не получала похоронку по мужу, она знала, что больше нет его на этом свете. В противном случае, как бы он ни был далеко, непременно воротился бы к любящей жене и сыну. Дабишу было всего восемь лет, когда он уходил на фронт. А сколько лет прошло? Оставшиеся в живых все уже давно возвратились...

Трудное было время. Ашура взрастила сына, поставила на ноги, как бы ей ни было тяжело, пришлось и на службу отправить. В ее жизни, как она считала, оставалось одно обязательство – поженить Дабиша. Легко ли было? Она не успела еще обзавестись даже самым необходимым. И сын не приглядел себе невесту среди сельских красавиц. Дело поправимое. Послевоенная бедность не давала Ашуре покоя. Сколько ни трудилась в колхозе, она никак не могла расстаться со своей нищетой. Все забирали под налоги и заемы. Финагенты насильно отбирали и мясо, и масло, и шерсть, и даже яйца. А с тех, кто не имел всего этого, брали деньгами. Прямо, беда какая-то! Ашура знать не знала, как вдова фронтовика, что она освобождалась от таких повинностей. ‘

На почте ей недолго пришлось ожидать. Женщина в телогрейке и в аккуратно повязанном шерстяном платке протянула ей деньги.

– Подсчитай, мать, тут ровно тридцать рублей.

– Зачем? Я вам верю, доченька.

– Нет, нет, так надо.

Ашура не стала отпираться, присела на краешек стула и начала отсчитывать деньги. Скрипнула дверь. На почту вошел человек с крупным чертами лица, в протертом полушубке. Это был Чулах-Али, сельский исполнитель, которого сельчане боялись как огня. Ему были неведомы такие понятия, как сострадание и жалость, и поэтому, завидев его приближающимся к дому, люди поговаривали: «Вот идет к нам Азраил...»

Продолжение в след. номере.