Вернись же, мама!

Чистое, ясное небо, солнце, готовое вот-вот спрятаться за гору; редкие снежинки, уносимые в сторону слабым ветерком; поле, похожее на воздушно-лёгкий белый платок; песня воробья, с наслаждением чирикающего на веточке придорожного тополя, – всё было прекрасно, но не радовало возвращавшегося из школы Вагаба. Как и вчера, и позавчера дома его ждал холод потухшего очага. Мальчика не пугало то, что придётся снова рубить дрова и топить печь, пугал вечер, похожий на все другие. Отец вернётся с опозданием и скажет: «А теперь, сынок, вдвоём сварим мужской суп».

– Вагаб! Эй, Вагаб!

Очнувшись от раздумий, Вагаб оглянулся. К нему бежал Хаджи-Мурад, его лучший друг.

– Стой, Вагаб! Что дашь за хорошую новость?

Мальчика охватило необъяснимое предчувствие чего-то хорошего.

– Свой лучший волчок подарю.

– Не обманешь? Не раздумаешь?

– Нет, не раздумаю!

– В верхний аул приехал театр. Твой отец с мамой пошли билеты покупать. Мне поручили сказать, чтобы ты тоже шёл туда.

– Мамы же не было днём? – сказал Вагаб, ещё не веря своему счастью.

– Значит, приехала. Я же говорю тебе, они вместе шли в верхний аул.

– Кизиловый волчок будет твоим, – крикнул Вагаб уже на бегу.

Заскочив домой, он побежал в верхний аул. «Значит, мама вернулась, – радостно стучало сердце. – Снова в нашем доме будет светло и тепло». Вприпрыжку легко, словно козлёнок, Вагаб подбежал к дому культуры, но вокруг было пусто. На дверях висел большой холодный замок. Только дедушка Хурмат сидел на бревне перед Домом культуры и перебирал чётки.

– Не знаю, сын мой. Не слышал. Может быть, они приехали в нижний аул, – ответил он на вопрос об артистах.

На обратном пути Вагаб снова встретил Хаджи-Мурада, который, казалось, его-то и ждал.

– В Доме культуры никого нет, – со злостью сказал Вагаб.

– Пятый, пятый! – схватившись от смеха за живот, завопил тот.

– Что пятый? – не понимая причину восторга друга, выкрикнул Вагаб.

– Первый апрель – никому не верь! – подпрыгивая на одной ножке от удовольствия, продолжал смеяться Хаджи-Мурад. – Я уже пятерых обманул.

Вагаб до хруста суставов сжал кулаки, в глазах потемнело. Эх, друг, знал бы ты, какой болью отдалась в сердце твоя нелепая шутка...

Расул, отец Вагаба, целый день ремонтировал в колхозном гараже машину. Усталость не принесла удовлетворения. Настроение не поднялось и после «белого зайца», которого он «раздавил» с товарищами после работы. В центре аула ему встретился сторож сельмага Алхилав.

– Пусть дом твой будет полон пшеницы! Разве можно так поздно возвращаться, когда тебя ждут не дождутся сын и жена?

– Сын и моя жена? – удивился Расул.

– Ещё чья-нибудь жена может ждать тебя?

– Всё шутишь, дядя Алхилав?

– Что я, Молла Насреддин? Заходил спички попросить, а голова так и закружилась от ароматного запаха в твоей сакле. Заграт усадила – попробовать хинкал. С чесноком, с сушёным мясом! – Алхилав прикрыл глаза и причмокнул. – Они ждут тебя. Заграт говорит, что ты никогда так поздно не возвращался.

Расулу вдруг стало легко и весело. В три прыжка он очутился у своих ворот. Чтобы Заграт не догадалась, что он выпил, помыл лицо из бочки, стоящей под желобом. Несколько раз прополоскал рот. Чтобы проветрить горло, вдохнул и выдохнул холодный вечерний воздух. Почистил снегом ботинки. Торопливо поднялся на веранду и рывком открыл дверь.

В холодной сакле, положив руки на стол и уткнувшись в них лицом, спал Вагаб. Расул медленно и тихо подошёл к сыну. Взгляд остановился на листке ученической тетради, лежавшем перед ним.

«Моя любимая и дорогая мама! – начал читать Расул. – Если бы ты знала, как тяжело без тебя! Я провёл двадцать шесть чёрных чёрточек на стене веранды. Это – двадцать шесть проведённых без тебя дней. Мне кажется, что тебя нет целый год. Сегодня я обидел своего лучшего друга Хаджи-Мурада. Он сказал, что ты вернулась. Если бы ты знала, мама, как я обрадовался! А это была его первоапрельская шутка. Вернись же, мама, к нам. И папа очень обрадуется».

Там, где на строчки упали горькие детские слезинки, чернила расплылись. Что-то горячее и колючее подкатило к горлу Расула, защекотало, заставляя думать о том, что он гнал от себя целый день. Захотелось вернуться к Алхилаву и дать ему трёпку.

Тихо, чтобы не разбудить Вагаба, Расул вышел на веранду, сел на каменный каток и закурил. Долго смотрел на мерцающие вдали холодные звёзды. Наконец, выбрав самую яркую, решительно встал, хлопнул дверью, зашёл в саклю и бодро крикнул сыну:

– Вагаб! Эй, Вагаб! Ну-ка, сын мой, вставай, раздевайся и ложись в постель.

Проснувшись, Вагаб быстро спрятал письмо, тихо встал, прошёл в другую комнату, разделся и лёг на кровать.

На следующее утро Расул встал рано. Разбудил сына и, пока тот умывался, приготовил яичницу и чай. После завтрака он сказал Вагабу:

– Сегодня постараюсь пораньше вернуться. Растопи печь к моему приходу. Вместе сварим мужской суп...

Через два часа Расул был в Халаша. Робко постучал в дверь дома родителей жены, вошёл. Посреди комнаты стояли Заграт и её мать.

– Вагаб послал меня за тобой. Собирайся.

– Не поедет! – тут же взвилась тёща. – И шагу не сделает!

– Ты же прогнал меня. Сам сказал, чтобы ноги моей больше не было в твоём доме, – опустила глаза Заграт.

На шум из соседней комнаты вышел Заирбег, отец Заграт, и удивлённо спросил:

– Эй, люди, что за шум, а драки нет?

– Этот бессовестный Расул приехал забрать Заграт. И не стыдно ему?

– Эй, старая! Почему мужу должно быть стыдно забирать свою жену домой? – прикрикнул Заирбег и решительным, осуждающим взглядом остановил готовую разбушеваться жену. – Ну-ка, давайте быстро завтрак на стол! Пироги намного лучше, чем разговоры. Садись, Расул, пока Заграт соберётся.

– Говоришь, Вагаб написал письмо матери? – спросил Заирбег после второго стакана душистого шиповника. – Да, Расул, детям нужны добрая, ласковая улыбка и тёплый очаг. Ах, как тяжело бывает детство без них...

Вечером, когда Вагаб вернулся из школы, он не поверил своим глазам: огонь весело потрескивал в печи, в казане кипела вода, пахло чем-то вкусным. А главное – за столом сидели и мирно беседовали мать и отец.

– Ты получила моё письмо? – вскрикнул Вагаб и кинулся на шею матери, прижимаясь, словно ягнёнок.

– Да, да, ласточка моя. Разве я могу не вернуться?! – слёзы радости сами собой покатились из глаз Заграт.

– Ну, я пойду в магазин, а ты, сынок, пойди-ка за дядей Алхилавом. Скажи, я зову его на хинкал, – сказал Расул Вагабу с порога.

Когда он вернулся, Алхилав и другие соседи уже сидела за столом. Чуть в стороне от взрослых устроились сын с Хаджи-Мурадом. И опять перехватило горло. Изменившимся, потеплевшим голосом Расул сказал, глядя то на жену, то на сына:

– Завтра в ауле Халаша спектакль даргинского театра. Машину я исправил, так что будьте все готовы к обеду, поедем...